Мгновение...

...Спигот провел в задумчивости - и снова, снова в небе летают самолеты, отважный Балу задает жару стальному грифу Дона Карнажа, тот же не теряет отчаянности и романтизм пирата...
"Эх, как им повезло!" - вздохнул он, наклоняясь вновь и вновь над бумагой, чтобы подписать отчеты, написать указ... Тихо и мерно кружила муха, уют теплого кабинета становился невыносимым...
Полковнику вдруг представилось, что все-все, что он делал, это бесконечная работа с архивами-документами - превращается в клетку из листов, тетрадных, белоснежных, перечеркнутых старостью, точно листья, грязных от клякс, переплетались в одну, прочную решетку, где все так мирно и спокойно - подписал заученные слова, повторил в спешном почерке свои - и все...
А где-то за ней, в бесконечном небе летают самолеты, петляют, рисуют среди облаков причудливые фигуры, любуются пейзажем, какого не увидишь на земле и с нее...
"Какое счастье - открыть для себя виражи!" - подумал Спигот и тихонько пожелал отважным капитанам, чью б сторону и честь они не защищали - удачи, сам опять заводил пером по бумаге...
Скучным роем замелькали вереницы, никому не нужных, кроме кислого тумана по имени Отчетность, тексты, статистики, чертежи, безмолвно скрипя, точно старые двери в давно известные, но заброшенные моменты, тишина и немного холодно от теплого комфорта...
Он встал и прошелся по кабинету, задумчиво провожая ее глазами (удивительно, но именно эта вереница, точно заботливый щит, удержала его от ран, горечей, страха, что непременно скрывались и мучили каждого пилота, хотя сверкали бесстрашный и словно играли с высотой их самолеты... Но чудеса тоже разными бывают: они могут скрыться...
В простые буковки, за каждой из них - история, подвиг, падение, взлет, за каждой - сотни звезд и пушинки облаков, от них захватывало дух...
Спигот проникся этим, прислушиваясь к тишине - в черно-белой тетрадной клетке отражается загадочное небо, доносится звук сражений и скорости. Следует не скучать за бумагой - от нее, возможно, зависит тот или иной поворот крыла...
Он с трепетом вновь взял перо, аккуратно взглянув в облака, благодаря все это за сказку...
Мгновения...

Снежные витражи...

... Распускались на стекле тонкими-тонкими лепестками, причудливыми узорами, в них угадывался полет...
Нет, не тот, наскучивший и со стрельбой-абордажами, что так знаком был Дону Карнажу, а другой, где все было...
Точно снежная, переливающаяся мозаика из листиков, ягодок, веточек и травинок в замерзшем лесу (он закрыл глаза и представил, как гуляет в нем - тишина и шепчущий хруст снега, лунные бабочки щекочут ухо, и рана заживает...
Та, что глубоко внутри, скрытая от всех глаз, что называлась по-странному - "одиночество" - задумчивый пират мысленно трогал веточку, любовался точно стеклянными ягодками, и чувствовал, сколько следов, глаз скрывалось в заснеженных долинах леса, как наполнена каждая пушинка снега песней птички и вольным тихим ветром - все точно летит...).
Карнаж встрепенулся и внимательно посмотрел на стекло окна - мороз крепчал и все отчетливей проступали контуры, знакомые, воздушные, завораживающие глаз, точно - там видел он веточку, тропинку, будто наяву слышал хруст снежка того леса, что был далеко, за сотни километров вниз и вдаль, то что-то близкое чувствовалось им...
Он оглянулся - тихонько заиграло солнце лучами, и каждый его луч осторожно касался стекла, отчего контуры засияли, сказочным, мягким переливом, находя отклик в его сердце, что назывался по-странному: "радость".
Дон Карнаж еще раз, как на прощание дотронулся пальцем до контура веточки и, казалось, она качнулась ему в ответ, гладя его руку бриллиантовым блеском и корок, как тогда, внутри его, в снежном лесу, что...
Сохранил тихую его улыбку...
В дивных, тонко тихих, снежных витражах...

Чудеса на виражах...

... Баламут внимательно смотрел на них, покручивая одной лапой штурвал, и принюхиваясь к запахам, переплетавшимся из-за кабины (Балу угощал Кита, Молли и Реббеку медовым тортом); закат выплывал из царства облаков (подушки неба склеивались в мишек, зайчиков, щенят, маленькое солнце и луну...
"Поразительно!" - подумал лев, всматриваясь их сочетания, замечтавшись и забыв про пикающие радары, он видел тонких, белоснежных бабочек, они складывались в очаровательный, стеснительно выглядывающий из воздушного белого облака, хоть они формой напоминали ее...
Виражи открывали сказку с лунами, двумя, нежными, переливающимися в светлых красках наступающих сумерек (звезды казались капельками падающего дождя (неслышно нашептывал, касаясь наклоненных крыльев самолета, смышленому второму пилоту истории, о том, как месяц купался в выси, где-то в ней, в небесной светлой, лепестками рождались снежинки, лучики и искры падающих звезд...).
"Вот и ночь настает, как всегда, но она так необычна!" - Баламут с трепетом оглянулся на карту, там были скучные линии, они смешивались, тоже отдаленно напоминали месяц! Тонкий, узорчатый, из правильных геометрических пересечений...
"Вот это чудеса на виражах!" - счастливо вздохнул лев, нажимая на кнопки управления, направляя самолет к новым далям, в душе надеясь, что когда-то он достигнет мирка в облаке-месяце, что тихонько озаряется лучиком луны и сверкает дождем звезд...

...Банановый... Луи...

... Просто светится счастьем - ему приснился его родной, неповторимый...
Ресторан, в нем сияет банановое солнышко (конечно, это отражение в бокалах с коктейлем); он почесал глубокомысленно макушку с потешными ушками - как интересно мир смотрится сквозь призму банана: вот идет Балу и Баламут - они утонули в сочно-желтенько, сладком свете, безошибочно проходят сквозь лабиринты граней стакана и бокалов...
Каждая - пересечение разных формочек, цветы, облака, дымка из одного мирка, так понятного обезьянке - там - ресторан - с бананом...
Большим, маленьким, веселым и задумчивым, ярким и тонким, увесистым и простым (на вкус и радость каждого найдется он - восхитительный вкусный дар джунглей - далеких, родных и загадочных, разнопестрых)...
Луи представил себя в мире банана - там так уютно, мягко мозаикой россыпью стелились тропинки из приятных ломтиков, вместо звездочек - крошечные переливающиеся монетки из фрукта, мягкого, желтого, банана...
В ресторане было потише, поскромнее, там не было экзотичных этих лиан, цветов и плодов - были столики, музыка, суетящиеся беседующие и угощавшиеся посетители, и только аромат и вкус царил и погружал в мистерию...
Граней стакана или бокала, сквозь который был переворачивался мир и погружался в каплю бананового коктейля...
Тихонько он принял в сердце эту мысль, спеша проснуться с ласковыми солнечными лучами, к друзьям, на работу; такими же воздушными, как и восхитительный кусочек фрукта, рассеявшегося, точно по волшебству, в...
Экзотическом напитке, приготовленном по рецепту шеф-бармена ресторана...
...Бананового... Луи...

Праздник "Стального грифа"

... Это когда все пираты вместе, спокойно пьют себе ром, играют в карты, танцуют и поют песни, по крайней мере, так было всегда, но раз...
Когда на море образовалась пена, что складывается в узоры, а в календаре капитана красным обведены были цифры 3 и 1 рядышком, "Стальной гриф" стал как сам не свой.
- Вот тут поставьте лестницу, вон там посыпьте ее снегом... - Запыхавшийся Рашпиль бегал по всему борту, чтобы успеть выполнить все желания их молодого, но грозного хозяина - Дона Карнажа.
- А зачем? - только и умел промычать его великорослый и малословный друг Самосвал.
- У пиратов - свои причуды! - философски изрек тот, поправив красную шапку с белым бубончиком, надетую наспех поверх повязки, он озабоченно рассматривал список всего, что уже сделано. - Так- так... Осталось нарядить елку...
- Я - елка! - восхищенно вдруг проревел гигант-напарник.
- С чего ты взял? - выдохнул забегавшийся Рашпиль.
- Потому что Дон, как я что сделаю, обращается ко мне: "Да елки-палки! Опять ты так сделал!"...
- Ко мне! - распахнулась дверца его кабинета, что было б для этой парочки равносильно путешествию в Бермудский треугольник.
Пираты обреченно вошли - более маленький - трясся от страха, Самосвал был невозмутим и серьезен.
- Что такое праздник? - спросил Карнаж, как всегда с приятным взглядом, улыбкой более радушный и даже веселый.
- Когда мы еще живы! - с намеком пискнул Рашпиль.
- А еще? - подмигнул ласково ему капитан и обратился к горе-Самосвалу.
Тот долго напрягал мозг и воображение с памятью, потом решился и хмыкнул:
- Когда я - елка!
- Да елки-палки! - вспылил Дон Карнаж, с досады перерубив саблей старый стул, не понимая, как можно не знать, что такое праздник.
А друг щупленького пирата счастливо улыбнулся с видом: "Ну вот, я говорил, что я - елка!"; Дон Карнаж не смотрел на них - он стыдливо смотрел вовнутрь себя.
Быть может, каприз бывает и хорошим? - задавал он себе вопрос. И ответ просился...
Бело-синим шелестом. Он подошел к окну - снег, что был на волнах тяжело и уныло плескался... Ветер - снежинки взметнулись, легко, радостно.
"Свобода!" - подумал он, романтично потупив взгляд, с облегченным сердцем провожая снег. "Красота в ней..." - размышлял он, совсем забыв, что двое пиратов верно ждут его поручений.
Он еще раз взглянул на них - да, порою, они испытывали его терпение, подводили, но ценили, несомненно ценили в глубине души, хоть, чтобы скрыть это, боялись и обзывали за глаза.
"Да, все верно!" - решил он и, обернувшись к Рашпилю и Самосвалу, тихо сказал:
- Праздник - это подарки! Вы свободны!.. Удачи и не поминайте лихом!..
Он отдал приказ спустить шлюпку им и дал провизии с сувениром на дорогу, провожал глазами в окне, задумчиво, с улыбкой, услышав эхо Самосвала - "Я - елка!"...

Здорово! )

Спасибо, бум стараться

Снежинка

Легонько отражалась на солнце, она напоминала собою живое облачко, только была... золотой в его лучах.
Ребекка смотрела на нее - какие красивые, ослепительные черты, что больше не повторятся, скоро растают, это было грустно...
Она тихо вздохнула и посмотрела вокруг занимался снег, и белые его пушинки тоже сверкали в лучиках, ласковых, золотых, кружились, и совсем не жалели, что скоро исчезнут...
Девушка-медведь держала снежинку, собираясь отпустить, чтобы она успела полетать, в вольном воздухе, успела пожить, ощутить снег, перед тем, как солнце воберет своими лучами ее красоту; но что-то не давало ей этого сделать.
Она оглянулась - чудо зимнего мороза, она тихо лежала в ее ладонях, как будто сладко спала, и не думала, что выйдет последний сон; маленькая слезинка упала на нее, быть может, она встрепенется, смутится и улетит прочь, ввысь, убежит от солнца, еще поживет?..
Но снежинка все лежала, точно прижимаясь кончиками нарядной юбочки к каждому пальчику Ребекки, утешая и говоря: "Я буду жить, я не простая!".
Девушка печально улыбнулась ее радостному лучику узора, встречая распустившийся совсем цветок солнца, что до этого поднимался из туч - последний снег... Он запереливался, как жемчужинки, снежинки поднялись в прощальном танце и падали маленькими звездочками на него, маленькие и храбрые, совсем не боящиеся солнца...
Ребекка зажмурилась и потом с отчаянной готовностью открыла глаза - ее малышка тоже стала перышком облачка или еще тает, не надо бояться посмотреть на это, оставлять ее одну, решила она и опустила глаза, ища в снегу ее - нету!..
Крупная, переливающая снежинка все еще лежала на ее ладонях! Она радовалась снежной сказке и еще больше сияла, вязью выводила слова...
Девушка прищурилась и... Потом опустила глаза, чуть краснея щечками, уловив запах меда в золотой узорной красавице, спрятавшейся в ее руках, трепетной, точно живой и прочитав на ней: "Бекки от Балу. Тебе, единственная - одна в мире снежинка, что не тает) Я тебя люблю"...
Снежинки все кружились в тишине, заливаясь золотыми ниточками солнца, уносили с собой эту тайну ее и странной снежинки, что не боялась растаять...

Ступеньки черно-белого...

...Пианино... превратились в дверцы, какие никогда не видел он, в осторожном любопытстве приподнявший свои ушки капитана, не привыкший удивляться (его команда видела и Парад Радуги у воздушных спрутов, и побывала в синеве на такой высоте, что перед глазами предстали все планеты - то восхитительное колечко - частичка Вселенной;..).
"Пират ничему не удивится" - повторил он еще раз, спокойно поправив свой мундир Дона Карнажа, собираясь с мыслями и... Осознал в тот же миг, что изумлен, как никогда в жизни - эти ступеньки открылись в дверцы...
Волшебного мира, что... Столько раз был рядом, он развлекал, бережно вбирал в каждую ступеньку из семи, его мысли и мечты... Они точно сказочные - в любое настроение, мирно ложась в одну и ту же последовательность мирка механизма и природы звука, настроение распускается цветком, каждый раз по-новому...
Магический, он заключал в себе, по желанию Карнажа, росу на лепестке розы, снег на листике леса, морские глубины с кораллами, походившими на замки, а ключ к нему - лишь движение пальцами и...
Первая ступенька - "До мгновения" - по неведомому закону воображения она бежит дальше, утончаясь в...
"Ре-ку" фантазии, "ми-лые" барашки волн радости или "фа-нтомы" грусти перелистываются, подобно страницам, вот в чем "соль" этой ступеньки...
"Ля-гушкой" - приятно-воздушной, резвой скачет она невидимыми шажками в "си-неву" второй, где река превращается в бездонное море мирка сказки или рассуждения, тихих цыпочек или веселого и громкого...
"До новой" дверцы черно-белого!.. Дон Карнаж вслушивался задумчиво в каждую нотку, в нее, мысленно благодаря, что такой неповторимый мир таится в пианино...

---

Stratospheric

"Что есть дружба? Совместная улыбка и победа... Она как облака пролетает перед бесстрашным пилотом, и если он неумело взглянет на нее, как на них, обернутся тропинки из приятных белых пушинок грозовыми лабиринтами, серыми и тяжелыми...
Что есть любовь? Одно признание себе и о друг друге и тишина... Она словно луна в вышине над самолетом, и в случае торопливости его командира, как и она, торопливо укроет свою сказку от глаз, за синей паутинной, а там - туманности звезд...
Что есть они? Быть может - их конфликт, помнится, он был и со мной; втайне от всех; я поклялся быть образцовым капитаном; но идеальность так хрупка, точно спирали бесконечности в небе...
В легком, поднимающем в себя все выше, как и мысли, так и мое сердце; мне стало легче, никогда еще не было передо мной такой тишины (даже мотор почти не слышен) - я свободен..."
Дон Карнаж положил перо и заглянул в окно своего кабинета - стояла мягкая, тихая синева, чуть мерцающая звездами; "Стальной гриф" вошел в зону стратосферы, оторвавшись от флота; зачем - никто не знал, молчаливый его хозяин держал это в тайне; лишь ушел в кабинет, обдумывая плод долгих размышлений...
Теперь он отразился в его этой записи, покойно и гармонично буквы переплетались в слова, поток слов - в предложения; и волшебным образом в каждом штрихе почерка Карнажа... явственно, тоненько блестит звездочка! Самая настоящая, крошечная, частичка, затерявшаяся в этой бездонной синеве, воздушной, успокаивающей...
Так и исчезла его грусть (он тихо улыбнулся и отошел вглубь кабинета, чтобы глаза охватили больше вдаль, в пленительную, сказочную даль); больше он не враг Балу - для Ребекки он отпустил Кита, наказал своим пиратам отдать обратно припасы Баламуту (мечтательный пилот и так их теряет; впрочем, и тогда был уверен, что потерял); Луи он пожал руку, без высокомерия, угостил беконом и отпустил их всех на свой корабль; потом опустил глаза - в них еще изумленное лицо Ребекки...
Миг - и вот он в стратосфере, не помня, как ему в голову пришел этот приказ, отчего? В душе бродило беспокойное чувство, что нечто упущено, и только тропинки ума помогут вернуть это... Чтобы не потерять их след, Дон сел за перо, и... Как-то сами собой написались эти строки; он ощутил покой...
Карнаж вновь посмотрел в окно - мелькали зарницы крошечных комет, ранивших блеском тихую гладь облаков, так и не понимали своего значения сияния и отворачивались, рассыпались мимо одеяльца синевы вниз, происходило еще много печального и интересного, странного в этом новом, ранее невиданной мирке за облаками; синева...
Оставалась ласковой, искрящейся чуть оттенками, будто... Все прощала; благодушно забирая тревогу и ошибки в свою глубокую, бескрайнюю высь... Он задумчиво наклонил голову, признавшись себе: "Это все было со мной! Я простил! И отдал приказ уйти, как можно дальше, выше... Отчего?..".
Карнаж взглянул в окно - в игре звездочек сквозь кисею ослепительного синего стратосферы мелькнули черты то шалуна Кита, то кроткой улыбки Балу, то личико Реббеки; и вновь, и вновь, с каждым стуком сердца нашептывающие ему:
"Что есть они? Быть может, высота синевы стратосферы словно, как она мирит небо и землю, так и мою душа принимает вас - дружба и любовь под блеском одной крошечной звездочки - прощение?.."